Продолжение работы О.В. Соколова «ВЫСШИЕ ОФИЦЕРЫ ФРАНЦУЗСКОЙ АРМИИ И РЕВОЛЮЦИОННОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО 1792—1794 гг.»
2 часть.
В результате такой сильной встряски командных кадров произошел коренной переворот в социальном составе высших офицеров. Как уже отмечалось, доля дворян среди них упала к январю 1794 г. до 22%.
Кто же составлял оставшиеся 78%? На этот вопрос ответить не так просто, как кажется. Несмотря на то, что известны в той или иной степени биографии практически всех генералов эпохи революции, далеко не всегда данные позволяют установить (даже приблизительно) социальное положение семьи, из которой происходит рассматриваемый персонаж.
Из 1139 генералов Революции и Империи, профессии родителей которых удалось установить, Жорж Сие выделил следующие группы: военные — 167; чиновники—230; коммерсанты, фабриканты—279; буржуа и собственники (?)—92; юристы—115; свободные профессии—79; ремесленники, рабочие, слуги — 87.
Несмотря на размытость и некоторую неопределенность данных категорий, ясно, что подавляющее большинство высших офицеров 1792—1814 гг. принадлежали к буржуазным слоям, среди которых трудно отдать предпочтение мелкой, средней или крупной буржуазии.
Оценка социального происхождения одновременно для генералов эпохи Революции и Империи, на наш взгляд, вполне допустима. Подавляющее большинство наполеоновских командиров корпусов, дивизий, бригад либо уже были генералами в революционную эпоху, либо находились в весьма солидных офицерских чинах, таких, как полковник или командир батальона (революция отменила звания майора и подполковника, командиры батальонов отныне имели звание, которое по своему наименованию точно соответствовало исполняемой функции—chef de batallion), социальный состав которых в эту эпоху мало отличался от такового высших командных кадров.
На основе данных Сиса, Шардиньи, Шюке(32) мы проанализировали социальное происхождение высших офицеров, уже упоминавшейся Самбро-Маасской армии, служивших в ее рядах в июне 1794 г., т. е. во время коренного поворота в ходе войны в пользу Республики и знаменитой победы под Флерюсом (26 июня).
Из 36 генералов только трое — выходцы из дворянских семей, это Атри, де Монтегю и д'Опуль; один (Буассе)—сын (финансиста, один (Лекурб)—сын офицера недворянина; во-.семь—из мелкобуржуазной среды, двое—Дюбуа и Мюллер—сыновья ремесленников; что же касается остальных восемнадцати (о происхождении еще одного генерала — Бонне, нет сведений), известно только, что они в раннем возрасте поступили солдатами в королевскую армию, причем практически все служили в течение многих лет (Фюзье записался солдатом в 1776 г., стал сержантом в 1780 г. и только через 10 лет получил звание adjudant (старший унтер-офицерский чин); Ришар служил солдатом и унтер-офицером в течение почти 30 лет — с 1759 по 1789 г.; Понсе—13 лет и т, д.). Таким образом, это, без сомнения, выходцы из мелкобуржуазных семей, семей ремесленников, не исключено, что и из семей крестьян и рабочих. Хотя, разумеется, было бы математически некорректно обобщать результаты этого приблизительного анализа во всех его нюансах на армию в целом, тем не менее общая качественная оценка несомненна — якобинская диктатура активно способствовала передаче командования армией в руки представителей мелкой и средней буржуазии.
Большую роль в этом сыграл уже упоминавшийся военный министр полковник Бушотт, выражавший волю якобинцев в области кадровой политики. Примыкая к левому крылу якобинизма, Бушотт тем не менее отклонял требования Эбера о поголовном исключении дворян из армии и прохладно относился к солдатским петициям, в которых, как, например, в письме канониров армии Пиренеев, требовалось, чтобы были отстранены все генералы и заменены добрыми патриотами, "такими, как наш капитан".
Однако Бушотт был неумолим в отношении всех подозрительных, отправлял на суд революционного трибунала не подчиняющихся или недостаточно преданных. Бушотт смело, а подчас слишком смело выдвигал людей на посты. Отношение старых военных, искренне вставших на сторону Революции, к этим порой малообъяснимым чинопроизводствам ярко отражает письмо генерала Крига, коменданта Меца, к военному министру "До тех пор пока я буду видеть во главе войск людей, (< стр.132) которые всю жизнь занимались лишь ремеслом или коммерцией, или мелочной торговлей, я буду оплакивать судьбу армий Республики... Ваш метод чинопроизводства, гражданин министр, не может быть таковым, если Республика должна существовать. Сердце у меня обливается кровью, когда я вижу старых пьяниц, непригодных, наделенных всеми недостатками, которые вышли из кабаков, из грязи, из всех социальных пороков и поднялись до командиров, начиная от роты, кончая армией, Как вы надеетесь, что солдат будет иметь доверие к командирам этого типа, если в течение 30—40 лет им не осмеливались доверять артельную кассу четырех рядовых?"
Бушотт отвечал, что он вынужден брать людей, у которых "вначале кажется нет больших достоинств, но которые со временем их раскрывают и, наконец, которые имеют самое главное - желание действовать"
Опасения Крига не были безосновательными, и благодаря Бушотту среди генералов оказались такие, как Сюзамик, который, пробыв 14 лет унтер-офицером, ушел в отставку, но затем вернулся в строй батальона волонтеров, был избран капитаном, а затем 4 октября 1793 г. стал командиром батальона, На следующий день Бушотт внезапно сделал его бригадным генералом, несмотря на протесты представителей народа. Как раз в этот момент Сюзамик попросил отставки, так как почти ослеп и был неграмотным. Тем не менее он все-таки был произведен в генералы... чтобы через два месяца быть разжалованным за неспособность.
Ну и совсем уже комичный случай с другой креатурой Бу-шотта генералом Анри Латуром, который был арестован Гошем за то, что, "прибыв к армии Запада, нарушил линию аванпостов, пил и пел с гренадерами... заснул вместе с мясниками" армии".
Однако не Сюзамик и Латур представляли типичный облик вождя республиканской армии. Наряду с досадными просчетами в период якобинской диктатуры выдвинулась целая плеяда талантливейших полководцев, столь многочисленная, что, пожалуй, трудно найти другую армию, где в течение нескольких лет перебывало бы столько блестящих дарований на командных постах. Это знаменитые Гош, Марсо, Дезе, Клебер, Дюгоммье, Бонапарт, Массена, Лекурб, Моро, Жубер и многие другие. В большинстве своем эти звезды первой величины полководческого искусства были молоды. Они опирались на прочную фалангу генералов солидного возраста, имевших огромный военный опыт и вышедших с низших командных должностей, из среды тех, кто, несмотря на всю свою безупречную и преданную службу, едва ли мог при королевском режиме мечтать о более высоком командном посте, чем командир роты гренадер.
Уже в начале 1793 г. 80% генералов имели в своем послужном списке не менее 25 лет службы, и только 4% служили не более 15 лет.
К этим испытанным командным кадрам, порой, возможно, не столь ярко вошедшим в летопись побед республики, относятся Монсей, Периньон, Серюрье, Дагобер, Дюбуа, Бейран, Косе, Шарле, Фюзье, Ла Барр, Соре и сотни других.
Практика — лучший критерий истинности теоретической концепции, и насколько правильна и эффективна была политика республиканского правительства в годы якобинской диктатуры в области формирования командных кадров, показали боевые действия. Победы при Хондсхооте, Ваттиньи, Монтань-Нуар, Гайсберге, Флерюсе, Альденховене, Туркуэне и более чем в сотне других боев и сражений, взятие -106 крепостей и городов, продвижение вперед на всех фронтах, раскол вражеской коалиции—и все это лишь за 17 месяцев. Подобные успехи, хотя и были одержаны благодаря целому ряду факторов, были бы немыслимы без прекрасных высших командных кадров.
Будущий маршал Империи Сульт (бригадный генерал в конце 1794 г.) так описывал своих начальников и товарищей по оружию этого периода: "...служба была единственным занятием, единственным предметом соревнования. Во всех чинах тот же порыв, то же желание идти далее того, что предписывает долг; если один отличался, то другой старался превзойти его своей храбростью, своими талантами, своими делами; посредственность нигде не находила поддержки. В штабах — бесконечная работа, охватывавшая все области службы, и тем не менее считалось, что ее недостаточно, мы желали принять участие во всем, что происходит. Я могу сказать, что это период моей службы, когда я более всего работал и когда начальники казались мне более всего требовательными".
Эти генералы дрались "с той настойчивостью, которая считает, что ничего не сделано, пока что-нибудь остается сделать, с тем самоотвержением, которому одна смерть полагает предел. .. Они давали каждое сражение как если бы оно было решительное, они делали каждое усилие так, как будто оно было последнее", — так о республиканских полководцах отзывался их враг—эмигрант, автор небольшой книги "Замечания о французской армии последнего времени с 1792 по 1808 г.".
Когда пуля тирольского стрелка сразит под Альтенкирхеном генерала Марсо, одного-из самых замечательных вождей республиканской армии, лучшие австрийские военачальники и среди них знаменитый эрцгерцог Карл прибудут, чтобы отдать последние почести телу молодого французского полководца, а гусары Барко и Бланкенштейна будут спорить, кому принадлежит честь эскортировать останки Марсо до французских позиций (поле боя, где был смертельно ранен Марсо, осталось за противником). И эта оценка неприятелем мужества, талантов и благородства генералов революции лишь один пример того, как высок был их престиж.
Высшие командные кадры были созданы в короткое время и в тяжелейшей обстановке, поэтому неизбежны были перегибы и ошибки. Несмотря на все, в течение 1792—1794 гг. штабы армий почти полностью обновились. Французский королевский генералитет, генералитет феодальной армии, сменился новыми буржуазными командными кадрами, социальный состав которых, система иерархических взаимоотношений, ментальность были совершенно иными. Эти резкие изменения в облике генералитета соответствовали общей перестройке армии в целом, которая была не менее радикальна и наиболее решительно осуществлялась в годы якобинской диктатуры. Таким образом, представляется возможным говорить о том, что изменения в военной системе Франции в эту эпоху являются проекцией тех общих структурных изменений в социальной трансформации, которые происходили в этот период в обществе в целом и одновременно являются еще одним подтверждением концепции Великой французской революции,, которую марксистская историография выработала в борьбе с современным историческим ревизионизмом.
Comments